Предчувствия

Художник Инна Горцевич

Суворов М. И. ПРЕДЧУВСТВИЯ: Стихи и поэмы. — Тверское областное книжно-журнальное издательство, 1997. — 56 с.

ISBN 5-85457-096-3   ©

Тверское областное книжно-журнальное издательство, 1997 © Горцевич И. А., художник, 1997

МОЛОДОСТЬ ДУШИ

 У вас в руках новая книжка стихов поэта из Твери Михаила Суворова. Какая по счету? Ни в библиотеках, ни у самого автора теперь, пожалуй, не собрать их все вместе. Да и в этом ли дело? Важнее другое: с чем поэт приходит нынче к своему читателю, о чем поведает в новом сборнике? Сегодня, когда непросто не только издавать книги, но и писать их, — многое в иерархии человеческих ценностей меняется, подвергается сомнению, а то и просто уходит как не выдержавшее испытание временем, — этот вопрос очень актуален. В самом деле, долго ли тут растеряться, оторопеть, а то и вовсе замолчать?!

К чести М. И. Суворова, ему не приходится в наши дни ни перекрашиваться, ни менять свои нравственные ориентиры, идеалы — он как был, так и остался заботником, заступником за судьбы людские, продолжает отвечать за все, что происходит вокруг.

И потому определяющей особенностью его зрелых стихов является совестливость, а доминантным мотивом все отчетливее выступает сострадание, сопричастность к тем, кому больно, трудно, горько. Но это вовсе не жалкое нытьё. Его стихи — как рука, готовая поддержать в трудную минуту, как мостик через ров, как маячок для оказавшегося впотьмах, как глоток воды жаждущему. И чтобы не обмануть доверия читателей, поэт всегда остается требовательным к себе. Но строгим и взыскательным бывает он и при выборе своего читателя-собеседника.

Интонация исповедальности, откровенного задушевного разговора автором выбрана не случайно — он открыто рассчитывает на сопереживание, соучастие читателя в том, чем растревожена и озабочена душа. В новую книжку М. Суворов не включает произведений, публиковавшихся в прежних его сборниках. Это ли не свидетельство высокого доверия и уважения поэта к своему читателю, а заодно и показатель его нестареющей творческой активности — поэту есть что считать по осени!

Осенью 1953 г. приехал в город Калинин, ныне Тверь, и поступил на историко-филологический факультет пединститута паренек с "исторической" фамилией — Суворов. Все бы ничего, но одно смущало декана да и преподавателей: будущему историку надо много читать, а этот студент... не видит. Не будет ли это помехой в учебе? Но в вузе у Михаила оказалось много друзей, добровольных помощников. А еще был пример Николая Островского. Так смыслом жизни стала учеба, а вместе с ней пришла и поэзия.

Правда, сочинять стихи он начал еще раньше, в Куйбышевской спецшколе для слепых детей. Но по-настоящему профессиональным литератором он становится по окончании института. В 1958 г. в местном издательстве вышла первая книжечка стихов Михаила Суворова "Верность". Пришедший к читателям со страниц институтской многотиражки и областной молодежной газеты "Смена", поэт уже в начале творческого пути привлек внимание сокровенной добротой, мягким и глубоким лиризмом, светлой жизнерадостностью. Рабочие и сельские парни и девчата, учащаяся молодежь приняли начинающего автора, признали своим.

Идеи верности, дружбы, благородства, ощущение неразрывной связи с природой он пронес через все свое творчество. Нынче мы еще раз убеждаемся в этом, открывая новую книжку поэта.

Любопытна и поучительна его творческая лаборатория, "технология" создания художественных образов. Ну разве мало до него писали, например, о яблонях? Но наш автор старается открыть то, что до него еще не увидел никто. Вот на пепелище бывшей усадьбы повстречалась поэту старушка-яблоня — и на протяжении стихотворения образ развивается в двух планах. Строго и точно (и потому впечатляюще!), с помощью нескольких психологических деталей "очеловечивается" этот образ: "непозабытые заботы, несет усталая спина", "уходит яблоня куда-то, не оглянувшись на меня", "давно надломленная ветка дорожной кажется клюкой". Поэзия нашего земляка отличается яркой взволнованной метафоричностью, причем все его приемы не выдуманы, детали "подсмотрены" в реальной жизни, к месту прилажены, отточены чуть ли не наощупь. Я намеренно обхожу в этом коротком вступительном слове содержательную сторону поэзии М. И. Суворова, ее тематику и жанровое многообразие.

Направленность, духовные и нравственные ориентиры автора — все это при желании нетрудно вычитать из его стихов. Прописных истин он старается избегать; его поэзия "вся — езда в незнаемое". Рискованно? — да. Трудно, но зато интересно:

 

И мчится тройка удалая,

Глаза испуганно скосив...

А где дорога столбовая —

Никто не знает на Руси!

 

Что ж, нынче трудно многим, а пишущим особенно. Но у всех ли есть с чем прийти к читателю? Перед М. Суворовым так вопрос не стоит — на его письменном столе лежат готовые к изданию рукописи, но все ли они увидят свет?! Хотелось бы собрать вместе под одной "крышей", многочисленные, разбросанные по разным изданиям его песенные стихи или отдельно — стихи для детей.

Но это впереди. А сегодня поэту опять не спится, снова будет он мерять и мерять шагами комнату — искать образы, рифмы, слова... Ведь поэзия — не только счастливый дар, но и тяжелейшая, мучительная и все-таки прекрасная работа, без которой не зашумят и не нальются спелым соком "краснощекие сады".

Леонид Сланевский,

кандидат филологических наук

 

Людмиле Бревдо — с любовью

Автор

 

 

 ДУША

 

Что такое душа?
У кого бы спросить,
Кто не станет темнить,
Что такое душа...
Я когда-то дышал
Раскаленностью слов.
Жил во мне комиссар

Тех гражданских боев.
Комиссар молодой,
При звезде и усах,
И пожар мировой
Занимался в глазах.
Но Планета Земля
Не хотела гореть:
Ей дороже заря
И зеленая твердь...
Я и сам не хотел
Грозового огня.
Комиссар постарел
И покинул меня.
Ничего не сказал,
Только шлемом махнул.
То ли в прошлом пропал,
То ли в завтра шагнул.
На распутьи стою,
Словно храм без икон.
А на землю мою
Опускается звон.
Я к нему не привык:
Он как будто ничей,
Колокольный язык
Возвращенных церквей.
Церковь — памятник всем:
И богам, и рабам...
Но от жизни совсем
В ней не спрятаться нам.
Что такое душа,
Где и холод и жар?
Может, знал комиссар,
Что такое душа?
Нет, любым миражам
Больше я не пиит...
Почему же душа
Все болит и болит?

 

 

ДВЕ РОССИИ

 

Россия — целая Планета,
Где правда есть, и есть обман.
Блеснули гордо эполеты,
Шагнув отчаянно в туман.
Навстречу звезды заалели
На шлемах

с гордым шишаком.
Как будто орды налетели,
Грозя наганом и клинком.

—        России две, —

кричали эти.

—        России две, —

кричали те.

Она совсем одна на свете
В своей извечной маете.
Кому теперь не очень ясно,
Что кровь к ответу призовет?
Делить на белых и на красных,
Делить нельзя родной народ.
Слезами падают удары
Отлитых вновь колоколов.
И за погибших комиссаров,
И за погибших юнкеров.
Под флагом нового Мессии
Ходить не станем в дураках!
Не обустроена Россия,
Не обустроена пока.
Дороги будут, храмы будут...
Земля моя, воскреснешь ты!
Вселенная вспоила грудью
Твои хлеба, твои сады,
Твои снега, твои рассветы
От Сахалина до Москвы...
Россия — целая Планета.
Вы с ней, пожалуйста, на Вы!

 

               МЕЖА

 

Какое зеленое звездное небо!

Какая морозная глушь!

И возле развалин церковные вербы

Склонились,

как призраки душ.
Чернеют могилы — одна и другая.
Здесь ангел неслышно парит,
И губы, и крылья свои обжигая
Слезой,

что под сердцем горит.
Луна озаряет солдатские снимки, —
Короткая жизнь отцвела.
И цинки гробов, как патронные цинки,
Печально земля приняла.
Россия, Россия!

И горько, и жутко
Среди неподвижных снегов.
Неужто твое долгожданное утро
Не вспыхнет во веки веков?
Не хочется верить.

Да, это нелепо,
Что мы навсегда на меже...
Какое зеленое звездное небо!
Какая тоска на душе...

 

 

       ЗАРЕВО

 

Красное зарево лжи
Пляшет на русском просторе:
В гривах растрепанной ржи
И на Кремлевском подворье...
Я не хочу обвинять
Души людские облыжно.

Вот она, Родина-мать,
Ветром и солнышком дышит.
Сосны роняют смолу,
Соком сочатся березы.
Тянутся волки к теплу,
К нашим бесхозным колхозам.
Что говорить обо мне?
Диву дается Планета,
Как на кострах в тишине
Жгли, торопясь партбилеты.
Вот она, новая жизнь! .
Душит свободным озоном...
Красное зарево лжи
Ширится до горизонта.
Сердце исходит тоской,
Горечью дикой рябины:
Сколько легло под Москвой,
Сколько легло под Берлином!
Все о тебе, о, Земля,
Слезы поэта у горла!
Лед Колымы, как зола,
Спекся в глазницах комкоров...
Время — вперед и вперед.
Время шагать не устанет.
Господи, что за народ,
Что за народ — россияне!
Хоть хохочи или плачь,
Хоть отмечай на скрижалях!
Каждый из нас — каторжанин,
Каждый из нас и палач!

 

 

ОБМАН

 

Обман обману разница.
Он, как магнит, обман.
Так хочется, так манится
Пробиться сквозь туман.

Сокрыта стежка узкая
Судьбы, почти любой.
Хожу, брожу под люстрами.
Блуждаю под луной.
Цыганку черноокую
Зову:

— Ну, погадай,
На переспор с пророками
Мой рок перелистай.
Соври, что я отчаянно
В чужую даль умчусь,
Летами измочаленный
Дорог не побоюсь.
Гадай, цыганка любая,
Гадай на короля.
Девчонки белозубые
Задумались не зря.
Они толпятся рядышком,
Тоскуя о любви.
Такие лады-ладушки,
В предчувствии зари.
Сердца раздольно тратятся,
Чтоб заглянуть в туман.
Обман обману — разница.
И все-таки — обман.

 

 

ЧЕРНЫЕ КОСЫНКИ

 

Они мелькают, черные косынки,
На женщинах не старых, не седых:
То пули, то осколки-невидимки
Уносят сыновей любимых их.

Какая правда этою ценою

Оплачена под небом голубым?

Не топчет враг дороги под Москвою.

Не рвется в Киев и не лезет в Крым...

Куда спешат армейские вагоны,

Кого берут солдаты на прицел?

В чужих горах, пустыней опаленных,

Грохочет бой, похожий на расстрел.

Когда бойцы ложились под Берлином

В чужую землю, —

слава им и честь!
Но эти горы, взгорки и долины
За что приемлют ненависть и месть?
За вылазки, за выстрелы ночные
Я не могу по совести судить.
Солдаты наши, — парни золотые,
Нам никогда печали не избыть.
Не позабыть нечаянные снимки,
Где санитары раненых несут.
Над миром — мир.

Но черные косынки
Зимой и летом траурно цветут.

 

 

СНОВИДЕНЬЕ

 

Однажды схудилось под вечер.
Не стало почему-то сил.
Лицом в подушку, словно в речку,
Я окунулся и поплыл.
Меня трясло, меня качало
Зыбучей, медленной волной.
Душа из горла выползала
До самых плеч.

Но облик мой...

Затылок мой...

И руки, руки,

Где пальцы ожелтил табак...
Сверкая, отлетели звуки
В голубовато-серый мрак.

—

Ага! —
мелькнуло изумленье.

—        Душа-то в горле прижилась!
Продлилось это сновиденье,
Возможно, миг, возможно, час...
Рванулось тело, как в испуге,
И задышалось глубоко.
Удары сердца вновь упруги —
До смерти, значит, далеко.
Волненья разом откипели.

По жилам заструилась жизнь.

—        Душа, ты есть на самом деле?
Коль есть, сбежать не торопись!

 

ВЕСЕННЯЯ ПОРА

 

Не где-нибудь — почти в прологе

Томит весенняя пора.

В туманной мгле уже с утра

Душа едва таскает ноги.

Внушают мне и так, и в лицах

Друзья, готовые помочь:

"...Душа обязана трудиться

И день, и ночь, и день, и ночь"...

Я, как таблицу умноженья,

Твердил чеканные слова.

Ходила кругом голова,

И воскрылялось вдохновенье.

Теперь бреду по черной жиже,
Лучам ласкающим не рад.
И голос Музы тише, тише,
Лишь губы что-то шелестят.
Весна ли нынче не такая,
Иль сам я нынче не такой.
Да что лукавить, боже мой,
Россия кажется другой.
Душа моя в ней, как чужая.

 

ЛЕТОПИСЕЦ

 

"Сижу за решеткой в темнице сырой",
Какая угрюмая строчка.
А Пушкин, веселый, на век молодой,
В далеком прошедшем хохочет.
И рыжие кудри дрожат на ветру,
И влажные зубы искрятся.
Раздольно сказалось:

"Я весь не умру!"
Не умер.

И можно смеяться.
Но мрачная строчка занозой во мне.
Зубами не вырвать занозу.
Высокая лира в родной стороне
Всегда за решеткою грозной.
Свобода наивна, устроена так.
Неправда ловка и безлика.
Как минное поле, таинственный мрак
Истории нашей великой.
Попробуй шагни!

               Он шагнул, торопясь,

Орлиные мысли метались.

Кипела в крови африканская страсть,
И, может, славянская жалость.
На плечи веригами — тысячи лет,
На лбу летописца морщины.
И ранние блещут седины:
За все на Руси отвечает Поэт!

 

 

       РУЗА

 

Подмосковный город Руза, —

Детства древний уголок.

Милый мой, я занемог,

Это горько, это грустно...

На твоих крутых горах

Церкви вспыхнули крестами.

Речка гулькает волнами.

Боже, сколько на часах?

Где-то прячется рассвет.

Нет границы ночи длинной.

Далеко за половину

Я забрел по склону лет.

Не добыл я на Руси

Ни богатства и ни славы,

Не пробился к "златоглавой",

Миг удачи пропустил.

Руза, Руза, это грустно,

Это горько, ей же ей!

Догоревшего уруса,

Если можешь —

пожалей...

 

 

"ОСТОРОЖНО, ДЕТИ!"

 

Стоп, шофер, куда спешишь:

Осторожно, дети!

Мчится "Волга", мчится "Иж",

Фарой еле светит.

"Мерседес" уже привык

Мчаться трассой узкой.

Залихватский этот шик,

Как характер русский.

Коль не тройка в бубенцах,

Так мотор в ответе,

Что невольный длится страх:

Осторожно, дети.

Я готов под шины лезть,

Упреждать опасность,

Хоть сигнал привычный есть

В окантовке красной.

...Вечер глуше, гуще мрак,

Душный и усталый.

Задремал дорожный знак

У дверей подвала.

— Дайте мне фонарь, свечу,

Чуточный огарок! —

В голос, кажется, кричу

Под навесом арок.

Ни досаду, ни каприз,

Боль утешить силюсь.

По ступеням шустро вниз

Тени покатились.

Пацанята чередой

Тянутся к ночлежке.

Кто с добычей, кто пустой,

Без "орла" и "решки".

...Шлет посулы новый век.

Ох, Земля родная,

Твой причал, как дикий брег,

И не видно рая.

...Сердце стиснулось в кулак,

Слезы высек ветер.

Уберите этот знак:

"Осторожно, дети!"

 

 

ВЕНЕРА

 

В небо вышла Венера,
Как всегда неспеша.
За домами и сквером
Шумно шины шуршат.
Дышит улица хрипло,
Словно бронхи в пыли.
Вся Планета прилипла
Маркой в лунной дали.
Марка чуть голубее
Звезд,

       мигающих нам.
Ночь отлично умеет
Ладить письма сердцам.
Принимайте посланья
И влюбляйтесь, друзья,
Чтобы вашим дыханьем
Освежалась Земля!
Афродитой зовется,
И Кипридой зовется,
И Венерой зовется
Дочь прекрасного Солнца.

... Притушите, рекламы,
Ваш пугающий свет.
За прилавком мадамы
Вскрыли новый пакет.
В нем "содом" для России:
Гроты женских начал,
"Аргументы мужские"
Из пластмасс и мочал.
Или там из чего-то
Этот фаллос и грудь...
Покупай, коль охота,
Плотоядную жуть.
Магазин, как ведется,
Афродитой зовется,
И Кипридой зовется,
И Венерой зовется...
Что-то сдвинулось в мире.
С губ срывается:

— бля!..

"Бля" ползет по квартире.

"Бля" шагает в поля...

Но так хочется верить, —

Кровь — не просто вода.

В небо вышла Венера,

Голубая звезда.

  

Л. Сланевскому
 

ЛЮБИТ — НЕ ЛЮБИТ

 

"Любит — не любит", —

такое гаданье
Вершится от века.

О, сердце, молчи!

Ромашки твои, как былые свиданья,
Уже догорели подобьем свечи.
И только подружки, что мимо бежали,
Рассыпав беспечно снежок лепестков,
Чуть-чуть всколыхнули, чуть-чуть

взволновали
Далекое эхо гадательных слов.

"Любит — не любит", —
       о, сердце, ты помнишь
Мою одноклассницу с русой косой.
Она призывала ромашки на помощь
И, щурясь, лукаво следила за мной.
С ладони слетали, как бабочек крылья,
Цветы загорелые, падая в сон.
Мы тоже мечтали, мы тоже любили,
Как эти девчонки новейших времен.
"Любит — не любит, а может, погубит!"
Гадалку подружек и я бормочу.
Мне хочется крикнуть им:
— Слышите, любит!
Мне хочется крикнуть,
но я не кричу...

 

УМНИЦА-РАЗУМНИЦА

 

Опять жена ругается:

В ресницах непокой,

Давленье поднимается

И что-то с головой...

А где-то возле Индии

Рокочет океан.

По джунглям хлещет ливнями

Кипящий ураган.

Жена моя, красавица,

Зачем глаза круглишь?

Ах, Индия не нравится

И грозовая тишь.

Заря сегодня вялая.

Но я-то здесь при чем?

У нас погода шалая,

То с ветром, то с дождем...
Такая дисгармония, —
Природу не уймешь.
По островам Японии
Землетрясений дрожь.
Тебе японок маленьких
Не жалко?

Там беда!

Лицо жены овальное
Придирчиво всегда.
Кому-то ласку жалует,
Кому-то взгляд косой...
Прошу тебя, пожалуйста,
Послушай дальний бой.
Страна стране, безумствуя,
Внушает свой устав.
Ты умница-разумница!
Неужто я не прав?
...Земля скрипит, вращается,
Земля для всех добра.
Жена опять ругается,
Ругается с утра.

 

 

ПОМНИШЬ?

 

Ах, жена, ты помнишь скачку,
Помнишь звон Полярных звезд?
Чалый конь, по кличке "Зайчик",
Сани к дому резво нес.
Помнишь это?

Что ты плачешь?
Подожди, смахни слезу.
Ну, какие неудачи
В сердце высекли грозу?
Понимаю, что устала,

Понимаю, что не нам
Править нынче "карнавалом",
Где улыбки новых дам.
Да не надо убиваться:
Жизнь, как зебра, из полос.
Повезло тебе, признаться,
Там в лесах, в глухой мороз.
Мудрый конь — давно не мальчик,
Знал дорогу, знал тайгу.

—        Волки, "Зайчик"!

Волки, "Зайчик"! —
Лошадь вскинула дугу.
Лошадь прядала ушами, —
Влево, вправо.

И держись!

Засвистело под санями,
На краю раскатном жизнь.
Ты бочком к отцу прижалась,
Не боялась:

он спасет!

Только ветром обжигалась,
В рукавички пряча рот.
Волчий вой царапал душу
Стоном порванной струны.
Далеко завод, где пушки
Отливали для войны.
Ни заимки, ни деревни, —
Двое в бешеных санях.
Вековечные деревья
До седых бровей в снегах.

—        Волки, "Зайчик"!

Волки, "Зайчик"! —
"Зайчик" сдюжил до конца.
Ты опять как будто плачешь?
Ну, поплачь, нельзя иначе:
Нет коня и нет отца...

 

 

ПОГОВОРКИ

 

                       Ирине

 

"Не родись красивой,

А родись счастливой".

Не родись крапивой,

А хотя бы сливой.

Поговорки — горьки.

Малярийной хиной

Застревают в горле —

Не заешь малиной,

Не запьешь и медом,

Даже медовухой.

Молодые годы вспоминаю глухо.

Вспоминаю глухо.

Но с тобою встреча

Словно божья милость, —
Стал уютным вечер,
И печаль забылась...
Руку в жилках синих
На плечо положишь, —
Повторяю имя,
Сердцем растревожась.
А когда бранишься,
Губы — словно змеи.
Я оборониться
Просто не умею.
Жжешься ты крапивой,
Хороша как слива!
До тебя ль красивой,
До тебя ль счастливой!

 

 

СЕРДЦУ НЕ ПРИКАЖЕШЬ

 

                               Людмиле

 

Сердцу не прикажешь, как солдату:
"Марш в атаку и других зови!.."
Женщина вздыхает виновато:
Хочется хоть капельку любви.
Хочется покоя и комфорта,
И ковров пушистых на полу.
Хочется, чтоб тихая работа
Откликалась дружбе и теплу.
...Дорогая, ты ли не богата!
Не таись и песней удиви.
Женщина вздыхает виновато:
Хочется хоть капельку любви.
И вздыхая, к зеркалу стремится,
Медленно поглаживая грудь.
И, расправив длинные ресницы,
Наклоняет голову чуть-чуть.
И глаза, как черные агаты,
Грустно повторяют: "Се ля ви!"
Женщина вздыхает виновато:
Хочется хоть капельку любви.
За окном зашаркали подошвы,
И звонок по нервам хлестко бьет:
Это муж.

Он добрый и хороший,
Вечно хмурый от своих забот.
Сердцу не прикажешь, как солдату:
Снится ей прекрасный визави.
Женщина вздыхает виновато:
Хочется хоть капельку любви!

 

 

ЛАЙНЕР

 

Стюардесса прошла улыбаясь:
— Пристегните ремни,

                       пристегнитесь!

Я не очень спешил и, не каюсь,

Я улыбку ловил, словно милость.

Мнилось мне, что такое мгновенье —

Долгожданное время удачи.

Но Земля потеряла терпенье,

Вскинув лайнер,

               как теннисный мячик.

В облаках, на сугробы похожих,

Самолет почему-то качало.

Но, на счастье, бетонная стежка
Под колесами вновь побежала.
Показалось: чудесно и просто
Завершился полет торопливый.
И тяжелые влажные розы
Я купил стюардессе красивой.
Построжавшая мисс или миссис
Лепестки отряхнула с колена:
— Пристегните ремень,

               пристегнитесь,
Ведь Земля — это лайнер

                       Вселенной!

 

 

                АВГУСТ

 

Имперский месяц, чем тебе гордиться?
Империя ушла в небытие.
Но по болотам, нагулявшись, птицы
Находят место верное свое.

Смыкают крылья молодые стаи, -
Им не страшны ни ветер, ни гроза...
Наверно, птицы тоже понимают,
Что в жизни можно,

а чего нельзя.
Красавец август!

Мне бы подивиться
Твоим садам,

где льется яблок зной,
Но по дорогам, словно за границей,
Пылят машины, хвастаясь ценой.
И беженцы в палатках непривычных
Теперь не знают дома своего.
И падает российский пограничник
В чужих горах,

за что и за кого?
Мятежный август!

На полях туманы,

В душе мельканье беспокойных лиц.
Моя Россия смотрит, как подранок,
На журавлей,

которым нет границ...

 

 

       ИЛЬИН ДЕНЬ

 

Илья-пророк, что ты пророчишь снова,
Гоня коней своих по облакам?
И молнии, как строчки из былого,
Знакомо режут блеском по глазам.
Хочу сложить заветное посланье
В одну строфу, чтоб осветился путь.
Но колесницы грозной грохотанье
Пророчества запутывает суть.

Какая нам обещана дорога?
Какая нам обещана судьба?
Зачем нависла над моим порогом
Угрюмых туч летучая толпа?
В руках твоих натянутые вожжи
Всегда торопят скакунов, как птиц.
И босоногий ошалевший дождик
Почти ослеп от голубых зарниц.
Илья-пророк, не хмурься зло и строго:
Пора бы Землю нашу обласкать.
Я знаю, что пророчества от Бога.
Но помоги хоть строчку прочитать!

 

 

МЕДОВЫЙ СПАС

 

Помоги соседу, сколько сможешь! —

Так водилось искони у нас.

Говорю об этом осторожно:

Век не тот, и год не тот, и час...

Все течет.
Другие нынче сцены,

Где актеры не любезны мне.
Только пчелы вечно неизменны,
Потому и мед в большой цене.
В нем цветенье липы золотистой,
И гречихи кипень на полях...
Пчеловоды — истые артисты
С дымокуром в бережных руках.
Вот срезают восковую крышку, —
Я губами чувствую нектар.
Я — чудак,

но я молитву слышу
Небесам за драгоценный дар.

И сияют самовары медью,
И любой кончается раздор.
Разговляйтесь, добрые соседи, —
На Руси последний медосбор.

 

ПРЕОБРАЖЕНИЕ

 

У церкви яблоки на платах
Освящены.

"Бери, бери!

Когда откусишь аккуратно,
Вокруг неспешно посмотри".
Высокий крест блестит в лазури,
Скользят, как мысли, облака...
И в тишине, и в дальнем гуле
Минута мира дорога.
Земля устала от сражений.
Устала женская душа.
Дай Бог вам, женщины, терпенья!
Вы причащайтесь неспеша.
И я возьму румяный, сладкий,
Налитый солнцем звонкий плод.
На свете столько виноватых,
Что на губах горчит и мед.
Но сердце в нас не онемело,
Мечтать и сирый не устал.
Не зря Христос в одеждах белых
Чудесным ликом просиял.

 

БОГОРОДИЦА

 

Успенье, усыпанье, усыпальница, —
Слова стежками выткали строку.
Вечерняя заря лишь улыбается;
Наверно, знает, что не помогу.
Хочу помочь,

но разве человеческих

Достанет сил,

чтоб ночь остановить?

Не потому ли сердце гулко мечется,

Готовое и плакать, и любить.

Вокруг Россия наша беспредельная.

В глазах ее тоскующий простор,

Где не забудут Сталина и Ленина,
И знамя красное, как жертвенный костер.
Уснули все, чтоб не воскреснуть заново.
Жалеть их станем или проклинать?
Тревожный сумрак голубыми ставнями
Захлопнул горизонта благодать...
Неужто даль глухая не откроется?
Да нет! Воскреснет радость и покой:
Заря на утро, словно Богородица,
Раскинет плат над грешною Землей!

 

       ПЕРЕД ГРОЗОЙ

 

Тишина, как обручем кадушку,
Стиснула деревья и цветы,
И мою растрепанную душу,
Где мечты от горечи желты.

В желтом зное и река, и горы.
В желтом небе солнце, как пятак,
Желтым глазом, круглым и упорным,
Ждет тревожно недалекий мрак.
Он бредет, ползет от горизонта,
Что себя надеждой усыплять!
Пчелы роем прилипают к сотам.
Даже коршун перестал стонать.
Кто-то в доме крутит радиолу:
Сладко плачет тенор о былом...
Мы природы вековую школу
Вспоминаем,

если грянет гром!

 

ГРОЗА

 

Захлопнулись окна и двери...
Сквозняк прошивает дома.
И пыльные вихри, как звери,
От радости сходят с ума.
То галок смахнул с колокольни,
И перья периной летят,
То яблоки тащат в подоле,
Ограбив молоденький сад.
Корявые тучи, как льдины,
Набычили тяжкие лбы.
От молний извивисто-синих
Полнеба встает на дыбы.
Земля принимает удары
И грома, и града с дождем.
Вот только не любит пожары
И тех, кто пугает огнем.

 

ПОСЛЕ ГРОЗЫ

 

Тело Земли остудилось...

Пар от лугов и полей.

Солнце с горы покатилось

В пенные волны морей.

Пусть искупается, ладно.

Вечером звезды горят.

Что понаделал над садом

Стадом промчавшийся град.

Ветки на сломах белеют,
Яблоки втоптаны в грязь.

...Рушить мы тоже умеем —
Дали бы только приказ.
Дом или город —

под корень:
Пушки всегда начеку.
После...

А после — построим.
Так и живем на веку.

 

ОДУВАНЧИКИ

 

Золотые звезды одуванчиков
Вспыхнули, как первая любовь.
Но березы на опушках плачутся
И капризно вскидывают бровь.
Говорю им:

— Раны зарубцуются,
Бродят соки в жилах, и не зря.
Голуби воркуют и целуются,
И на пнях запенилась заря. —
Молодые, в бедрах белотелые,
Не жалейте сладкую слезу.

Помолитесь, веруя — не веруя.
Я молюсь, особенно в грозу.
Вздрогнет сердце, если обозначится
Синий гром,

что к человеку глух.
Золотые звезды одуванчиков
Скоро-скоро разлетятся в пух.

 

ВЕНКИ

 

Подзадорили девчонки

На лугу плести венки.

Я тряхнул остатком челки,

Сгреб в пригоршню васильки.

По закрайкам вдоль пшеницы

Их у нас косой коси.

Сколько выпили водицы

Васильки по всей Руси!

Полыхнут красой небесной

Васильковые поля.

Для кого-то станут песней, —

И напрасно, и зазря...

По зиме ударит голод —

У земли особый лад.

Я ушел мальчишкой в город

И не хочется назад.

А венки — простое дело,

Коль цветут еще луга.

Вот й речка закипела,

Круто сдвинув берега.

И венки, крутясь, поплыли.

Догоняйте их бегом.

Мы язычниками слыли,

Может статься, и слывем!

У девчат глаза круглятся,
Звоном полнятся сердца.
Очень хочется дождаться
Благодатного конца.
Я присел под старой вербой.
Жизнь прошла, о чем мечтать?
Чей венок потонет первым,
Мне ли этого не знать!

 

ЧУДНАЯ ПТИЦА

 

Еще заря за лесом спит,
Роса лежит, как соль, не тает.
А он стучит, уже стучит,
Здоровье дуба проверяет.
Головку с красным хохолком
К стволу прижмет, насторожится
И чутко слушает, как в нем
Личинка станет шевелиться.
И вот проколота кора, —

На длинном язычке добыча.

Короткий выкрик, мол, ура!

Ура, сработано отлично!

Понятен всем на всей земле

Язык испуга и восторга.

Ворчу:

— Ты, дятел, ошалел,

Так разбудить зарю недолго.

Она очнется и начнет

Сердца людские будоражить.
А дятел радужно цветет
И на меня глядит отважно.
В глазах — сердитость и укор...

Она права, чудная птица,
Влипать в подушку до сих пор
"Царям природы" не годится.
Ах, неразумные "цари"!
Усмешкой губы изломало.
Но чтобы душу не травить,
Швыряю к стенке одеяло.
Довольно тешиться в тепле:
Заря зарделась густо, сочно...
Дымится кофе на столе,
И горячо вскипают строчки.

 

ФОКУС-МОКУС

 

Воронам Бог послал большую кость.
Послал не сыр,

а кость послал большую.
Для топора такая кость как гвоздь.
Но как воронам это растолкуешь.
Ворчат вещуньи, вертятся вокруг...
Белеет кость, а птицы злятся, злятся...
Летели бы горластые на луг,
Где могут мыши выйти прогуляться.
Летели бы к реке,

где рыбаки

От завтрака оставили огрызки...
Чего я горячусь,

не дураки
Пернатые,

которых знаю близко.

Ох, зазнается часто человек,

Хоть сам от века — только часть природы.

Чернильно тени подсинили снег,

Ворона кость уносит принародно.
Летит она в закате заревом,
Морозный воздух вороша крылами.
Подруги, размышляя о своем,
Глядят во след блестящими глазами.
Какой-то фокус-мокус впереди.
И вот намечен камень на пригорке.
Добыча ловко на его груди
Разбилась на хрустящие осколки.
И стая набивает животы,
Да так невозмутимо и проворно!
— Лиса в лесу,

а ну, признайся ты,
Тебе ли одурачивать ворону!

 

СЛУШАЕМ ЛЕС

 

А город гремящий отстал, наконец,

Эхом богатых окраин.

На маленькой станции свистнул скворец

Иволгой грустно-печальной.

Чудак - по дражатель,

не устрашай,

Хорхая хрипло над нами.

Погоды нарядной для всех пожелай,

Солнышка над борами.

Едва окунулись в зеленую сень,

Сосны едва зашумели,

По телу скользнула тягучая лень,

Руки отяжелели.

Ни ягодных мест, ни удачи грибной

Жадными ищем глазами, —

Мы слушаем лес, где земля под ногой

Выстлана влажными мхами.

Сорока рассыпала краткую трель.

Белка на ветке повисла.

И падают шишки, как в марте капель,

Путая скучные мысли.

Здесь нет рэкетиров и нет продавцов,

Жулики тоже не часты.

И хочется сердцу простых пустяков —

Хочется чуточку счастья.

Мы слушаем лес — осыпается ржа

Новых времен неолита.

Мы слушаем лес — воскресает душа

Для новых стихов и молитвы!

 

САДЫ

 

Отцвели, в лучах играя,
Краснощекие сады.
Я люблю в звенящем мае
Их метельные цветы...
Как они светло вздыхают,
Как молчат и как поют!
Это значит,

что мечтают
И как люди,

               счастья ждут.

...Счастье, счастье — вот загвоздка:
Как его приворожить?
Может статься, очень просто,
Только можно не дожить.
...Вновь сады в грозовом гуле
Тяжелеют до корней.
Я люблю сады в июле,
В пору солнца и дождей.

Как они рождают свежесть!
Эту свежесть не забыть.
Как они живут надеждой!
Без надежды не прожить.
Только мне всего дороже
Зрелый сад осенним днем:
Как-то ярко и тревожно,
Как-то все на месте в нем.
Это яблоки, а это
Сливы спелые висят...
Не зазря плыла планета

Сквозь снега, дожди и град.

Сад сияет,
сад гордится:

Мол, трудились, как могли.

И уже ложатся листья

В золотой запас Земли!

 

ЖАВОРОНОК

 

Нине

 

Висит под солнцем жаворонок,
До первых звезд звенит, звенит,
Как родничок неугомонный,
Что от рождения не спит.
Откуда в маленьком сердчишке
Такой заливистый восторг?!
Вдали устало город дышит,
Надвинув словно шапку-смог.
О, сколько их, многоэтажных,
Вдавилось грузно в грудь Земли!
Неужто в будущее наше
Прорвутся эти "корабли".

Я головой не зря качаю:
Природа людям не простит.
Себя к зениту поднимая,
Пичуга, слышите, звенит!
Шагните в спелую пшеницу,
Чтоб колос губы целовал,
Постойте так, смежив ресницы,
Любви почудится хорал.
Наверно, дружество с богами
У жаворонка в небесах.
Ему поется над полями
И не поется в городах...

 

 

КЮВЕТ

 

Стеклом звенят морозы,
Звенят и день, и два...
Зима хватилась поздно
Качать свои права.
Январь сугробы рушил.
По лужам брел февраль.
Капелить снег набухший
Сосулькам было жаль.
Природа загрустила.
Но вот хлестнул мороз —
И ветер белокрылый
Метель в апрель понес.
О месяц синеокий!
Ему ли не понять,
Коль проморгаешь сроки,
Потом не наверстать.
Не просто жить на свете.

Россия, Русь моя,

Буксуешь ты в кювете,

Кювет — не колея.

Ты рвешь зазря постромки,

Замылила коней...

Осколки в лужах ломких

Острей любых ножей.

Ни звездочки, ни солнца...

Ты жутко напряглась.
До донышка, до донца
Из грязи — снова в грязь.
Дыши, Россия, глубже.
Да где же тормоза?
У лошадей послушных
Кровавятся глаза.
Помогут ли морозы,
Решат ли все про все?
Хоть сам, пока не поздно,
Ложись под колесо.

       III

  

ПОЭМА О ГЛАЗАХ

 

Пролог

 

Четыре строчки или пять, —
И вся несложная глава.
О, помоги, Природа-Мать,
Искать и находить слова!
Ослеп мальчишкой —

                       горе в дом.

Палитра неба и земли
На сердце не легла крестом:

Воскреснуть люди помогли.
Готов терпеть, готов страдать,
В душе срывая тормоза.
Но все, что помню о глазах,
Я не могу не написать.

 

I

 

И вот, как по стеклу алмаз,
Строка скользнула осторожно.
Былая зоркость серых глаз
И невозможна и возможна.

 

II

Глаза!

О,сколько солнца в них!
В ромашках, карих, золотых,
Наивная лукавинка:
Была девчонка маленькой.

 

III

 

Он задирался, и не раз,
Но пробил час и мы подрались.
На дне его белесых глаз,
Как блики, страхи заметались.

 

IV
 

Пройдет, бывало,

и ладошкой

Прическу мне чуть-чуть примнет.
И в голубых глазах рыбешкой
Скользнет улыбка и уйдет.

 

                       V

 

Деревенская школа, прощай!
На дворе предвоенный сиреневый май.
И в сиреневой дымке глаза на крыльце
Сожалели о рыжем лихом сорванце.

 

VI

 

Прощались:

война не игрушка!
Отец улыбался серьезно.
В прозрачных глазах, как занозы,
Едва золотились веснушки.

 

VII

 

К Можайску, где шалела битва,
Спешил зеленый грузовик.
К штыку блестел граненый штык,
Лоснились каски.

Глаз не видно.

 

VIII

 

Вошли, вломились, бормоча,

В своих пятнистых плащ-палатках.

Глаза мерцали при свечах,

Как будто гильзы автоматов.

 

IX

 

Мальчишка, офицер безусый,
Уже познавший пламя бурь,
Смотрел на русских взглядом узким,
Прикрыв ресницами лазурь.

 

X

 

Не пробиться в глаза даже вспышкам

зарниц,
Не глаза, а воистину доты:

Под накатом бровей амбразуры

глазниц
И зрачки, как стволы пулеметов.

 

XI

 

Размахался трофейным наганом
И бабахнул.

Я ахнул:

               — Убьет.

Потому что в глазах за туманом
Остро глянул осколками лед.

 

XII

 

Наконец-то листовки себя оправдали. I
Раскаленные трассы снарядов сверкал!
И сибирской пехоты глаза голубые
Распахнули великую душу России.

 

XIII

 

— В санбат, в санбат!

С таким раненьем
Не думай к танку подходить.
Танкист смеялся:

— Будем жить!
В глазах страдало нетерпенье!

 

XIV

 

Сугроб осел. Шинель дымится.
Солдата к бою не поднять.
Споткнулся луч в пустых глазницах.
Заплачет мать.

 

XV

 

Короткий взрыв —

огонь в упор.

Глаза помедлили закрыться.
Еще я долго видел лица
И женских глаз цветной узор.

 

XVI

 

Брови цыганисто черные,
И глаза непокорно проворные
Отливали легко и охотно,
Словно ризовой позолотой.

 

XVII

 

Не терпела улыбок и смеха,
На лице сберегала покой.
То глаза раскалялись орехом,
То студили зеленой волной.

 

XVIII

          

За столом она молчала,
И пила и ела вяло.
А в глазах оленьих, карих
Шоколадные медали.

 

XIX

 

Забыл. Не назову ее по имени.
Но глаз таких — наперечет.
Один веселый, синий-синий,
Другой — как будто в сотах мед.

 

XX

 

Говорила:

— Мишенька,
Ох, ты мой незрячий!
И глаза, как вишенки,
Лили свет горячий.

 

Эпилог

 

Я понимал, когда писал,

Что всех цветов не соберешь

В один букет.

Ну, что ж, ну, что ж...

Другим поэтам повод дал.

Они, Пегаса оседлав,

Сердца раскроют грустной ласке.

У них побольше будет прав

Для самой радужной раскраски.

И чья-то кисть, ну, как фреза,

Смахнет с меня года былые,

И может, вспыхнут озорные,

Когда-то серые глаза.

 

 

                       IV

 

ПОЭМА ПРЕДЧУВСТВИЙ

 

Пролог

 

У поэмы у этой
Неказистая стать.
Никакого сюжета,
Чтобы строфы связать.
Все фрагменты, фрагменты,
Где душа на виду.
Но задачу к ответу,
Может быть, подведу.
Как тропинка, виляет
Даже краткая жизнь.

О, судьба дорогая,

На меня не сердись.

Ничего не украсил,

Никакой я не враль.

Если стих мой некстати,
Жаль читателя, жаль.
Уповаю на милость
Самой малой любви.
Что случилось — случилось,
Хоть рубаху порви.

I

       ИКОНА

 

Разоряли храм разгульно,

Матерясь и веселясь,

И хрипели:

— Наша власть,

А попам в наганах пули!

Не тянули в суд за это

Мужиков окрестных мест.

За кого пошел на крест

Человек из Назарета?

Бабы, плача, брали рухлядь,

Силясь что-то сберегать.

Принесла икону мать

И приладила на кухне.

Мол, без Бога и порога

Не моги перешагнуть.

Нарисованного Бога

Не боялся я ничуть.

Золоченая картинка,

Как другие образа.

Но кольнули сердце льдинкой
Светло-карие глаза.
Отмахнулся, чушь какая!
В детстве вдоволь куражу.
То гуляю, то играю,
То по кухне похожу.
Думал, думал и замыслил
На лице Христа прочесть:
То ли здесь искусство кисти,
То ли тайна в Боге есть.
Я направо — взгляд направо.
Я налево — влево взгляд.
Неужели это правда,
Что за мной глаза следят?
Все смешалось. Нет ответа.
На душе, как темный лес.
За кого пошел на крест
Человек из Назарета?

 

II

 

ИНЕЙ

 

В сугроб втоптали стежку —
Двоим не разойтись.
А день такой хороший,
Как молодая жизнь.
Она не позабылась,
Хоть стерлась в мелочах.
Земля вокруг искрилась
В полуденных лучах.
Окуривали печки
Высокий свод небес.
Как сказочный царевич,
Стоял нарядный лес.

Смотреть — не насмотреться

На царскую парчу.

Но вдруг заныло сердце:

Куда-то вниз лечу.

И вроде задыхаясь,

Как будто влип в пургу.

Едва опоминаюсь,

Уже сижу в снегу,

Сижу почти счастливый,

Что голова цела:

По краешку обрыва

Тропинка пролегла.

Я заскользил по склону —

Перепугался всласть.

Закаркала ворона

И шумно поднялась.

Клубясь, зажегся иней

Над головой моей:

И розовый, и синий,

И серебра светлей...

 

III

 

ГРОЗА

 

А в поле можно утонуть.
И я тонул во чистом поле.
Хотелось воздуха глотнуть,
Но дождь хлестал наотмашь,

                               больно.

Не бисер капель чередой —
На землю рушились потоки.
Я брел, как будто под водой,
По месиву пустой дороги.
Деревня где-то на пути.

Нырнуть в сарай под крышу,

                               в сено.

Стучало сердце:
"Не дойти".

Вокруг потоп кружился пеной.
Вздымались тучи — грудь на
грудь.

Метались молнии шарами.
Не понимал я Бога суть:
За что такая жуть над нами?
Шарахался булыжно гром.
Я глох, мешая дождь и слезы.
Не стыдно плакать под дождем,
Тем более, в такие грозы.
Таща хвостом густую тень,
Гроза промчалась, замирая.
Я приходил в себя в сарае.
Под радугой воспрянул день.

 

               IV

 

РОДНИК

 

Самоварную водицу

Брали мы из родника.

За деревней он струится,

Где замшелая ольха.

Легким бегом, легким скоком

Я на зорьке поутру

Весь в тумане, словно кокон,

Припадаю к "серебру".

Пью досыта,

       и ведерко

               наполняю,

                       а потом...

А потом увидел волка —

Голова, как целый дом.

Скошен лоб, глаза, как фары,

Затененные листвой.

Я не верил байке старой,

Что опасен зверь зимой.

Он и летом режет в стаде

то овечку, то бычка...

Вдруг и мне зубищи всадит

Да "заморит червячка"!

В сердце — страх.

А сердце — в горле.

Ноги — вата.

Ну, дела...

Кисея тумана в поле,

Колыхаясь, поплыла.

У кустов будыльник скошен,

Сложен горкой, и на ней

Восседает, горбясь, кошка,

Стерегущая мышей.

Щурит глаз она зеленый,

Округляет голубой.

Я к воде с коротким стоном

               опустился чуть живой.

Засмеют, кому расскажешь

Ужас свой, безгласый крик...

Бормотал в песчаной чаше,

Как лесной ведун, родник.

 

V
 

            РОСЫ

 

Я помню росы на покосах
И на рыбалках с детских лет.

Они как дождь, они как слезы,

В себя вобравшие рассвет.

Они как рисовые зерна,

Что осыпают людям путь.

Они дымятся как озера,

Где можно вымокнуть по грудь.

Я помню росы.

Но однажды,

Когда подпаском гнал коров,

Восплыл туман, седой и влажный,

И обнажил простор лугов.

Еще коса не погуляла

По разнотравью,

                       и роса,

Переливаясь, засверкала,
Как темно-синие глаза.
Струились гроздья глаз лучистых,
Густой живой голубизны.
Загадочно мерцали мысли
В зрачках прозрачной глубины.
Мне показалось, что на землю
Упало небо невзначай,
Где облака и звезды дремлют
В лазури, бьющей через край.
Не знаю, сколько это длилось.
Рождалось в сердце торжество.
...Над лесом солнце покатилось.
И вот уж нету ничего.
Блестят стеклянные подвески
Росы привычной, как вода.
...Куда ушла цветная песня,
Ушла, погасла навсегда?

 

VI

 

               ОВРАГ

 

Непросто мне представить снова
Себя

В тринадцать давних лет.
Вот я бегу рыжеголовый,
Негромкий будущий поэт.
В руке корзина для малины,
В заплатах куртка на плечах...
Я улыбаюсь всем рябинам,
Что пунцовеют на буграх.
Машу солдатскою пилоткой:
Палит густой покосный зной.
Над перелеском воздух плотный
Дышу и медом, и сосной...
Пора обуть и сапоги:
Малинник сторожит крапива.
Смиряю шустрые шаги,
Сползаю вниз к сутулым ивам.
Глубок Теряевский овраг.
На дне ручей в болотной слизи.
Теряли здесь в осенний мрак
И кошельки, и даже жизни...
Я усмехаюсь.
И теперь,

Не оплошать бы ненароком,
Стаканы мин, таясь, как зверь,
И тут, и там молчат до срока.
...Мальчишки смерть

не признают.

Она хоть есть, она не с ними.
Рябины рядом ветки гнут -

Красна доспевшая малина.
Корзину мигом наберу.
Тянусь, шуршу в траве ногами.
...Очнулся я уже к утру, —
В глазах навек застыло пламя.
Виню себя и так, и сяк,
Но почему-то мне сдается,
Что в жизни каждого найдется
Овраг, Теряевский овраг!

 

Эпилог

 

Что увидел — увидел,
Все осталось во мне.
На кого-то обида
Выпадает, как снег.
Выпадает, остынет,
Потревожит часок
И растает, как ныне,
Как в неведомый срок.
Отстрадал, отдышался,
Ведь глаза не вернуть.
Человеком остался —
В этом истины суть.
...Кто там крыльями машет,
Чья тревожная рать?
...О предчувствиях наших
Можно только гадать.
Боль любви покорилась:
Сила жизни в любви.
Что случилось — случилось,
Хоть рубаху порви.

 

СОДЕРЖАНИЕ

 

Молодость души. Леонид Сланевский
I

Душа

Две России

Межа

Зарево

Обман

Черные косынки

Сновиденье

Весенняя пора

Летописец

Руза

"Осторожно, дети!"

Венера

II

 

Любит — не любит

Умница-разумница

Помнишь?

Поговорки

 Сердцу не прикажешьleftleft

Лайнер

Август    

Ильин день

Медовый спас

Преображение

 Богородица

Перед грозой30

Гроза      

После грозы

Одуванчики

Венки

Чудная птица

Фокус-мокус      

Слушаем лес    

Сады

Жаворонок

Кювет

III

Поэма о глазах

IV

Поэма предчувствий        

Суворов Михаил Иванович

ПРЕДЧУВСТВИЯ

Стихи и поэмы.